– Значит, ты теперь вернешься?
Ровно так произнесла это; как будто изнутри она такая же, как снаружи. Как будто лицо у нее из фарфора, а в спине заводной ключ.
У Артема спина взопрела.
Есть какие-то вещи, которых научаешься не бояться. А вот от разговоров таких он не успел привиться. Шагал и про себя считал молчаливые шаги; и заодно получался счетчик неловкости, трусости и несчастья.
– Твой отец вот предлагает. Жетон обратно отдал.
– Я про нас.
– Ну… Если я приму его предложение… А я принял. То мне будет… Некуда… Не на ВДНХ же. Я буду тут. Казарма. Сегодня вот операция какая-то, меня посылают. И…
– При чем тут это. Хватит.
– Слушай. Я не… Не вижу. Как. Как мы бы снова.
– Я хочу, чтобы ты вернулся.
Она все так – спокойно, твердо, негромко. Лицо безмятежное. Негде на станции Арбатская поговорить двум людям. Среди чужих людей лучше, чем через стенку от своих. Толпа глушит сигнал, в толпе по душам можно.
– У нас не получилось. Аня. У нас с тобой не вышло.
– У нас не получалось. И что?
– И все.
– И все? Ты сдался?
– Нет. Дело не в этом.
– Значит, ты и не хотел? Ты просто сбежал? Воспользовался идиотским поводом и сбежал.
– Я…
– Я говорю тебе: ты мне нужен. Ты мне нужен, Артем. Ты понимаешь, чего мне это стоит? Мне? Чего – мне – стоит – такое – сказать?
– Это не склеить.
– Чего не склеить?
– Нашей с тобой истории. В ней все неправильно случилось. То, это… Все. Слишком много ошибок.
– И ты просто удираешь. Слишком много ошибок, я, пожалуй, пойду. Так?
– Не так.
– Так. А я, наверное, должна была подумать: а, ну если он уходит, то и ладушки. Тут уже ничего не склеить, кажется. Так же?
– Не так! Что ты… Я не собираюсь об этом при людях говорить.
– Да? Так ты же меня сам вывел прогуляться. Ты же стратег.
– Хватит.
– Или вот как. Я же гордячка, ты знаешь, я тебе это и сама говорила. И ты, наверное, решил – ну не будет же она унижаться, если я просто сбегу от нее, не попрощавшись? Да она скорее удавится, чем приползет выяснять, почему я ее бросил.
– Я тебя не бросал!
– Ты удрал.
– Аня. Ну ты, правда, зачем все это? Что ты как баба-то?
– Ты же не баба, Ань. Ты же мужик! Ты же братик мой по оружию! Ты же Летяга с сиськами!
– Пожалуйста.
– Говори. Говори мне: у нас все кончено, Аня. В лицо мне говори, хватит канючить. И объясняй, почему.
– Потому что у нас все равно ничего не выйдет. Потому что все было не так.
– Зато ты как баба. Ты можешь конкретней? Что не так? Что мой отец был твоим командиром? Что он был против нашего брака? Что ты комплексовал? Что ты в него был влюблен больше, чем в меня? Что он считал тебя сумасшедшим? Что ты все время себя с ним сравнивал? Что он был настоящий герой и спаситель родины? Что ты хотел сначала им стать? Что не мог просто быть со мной?
– Замолчи.
– Почему? Ты же не можешь все это вслух сказать. Давай, я за тебя. Кто-то же должен.
– Потому что я тебя не люблю. Потому что я тебя разлюбил. Потому что – да, я не знал, как тебе это сказать.
– Потому что ты меня боишься.
– Нет!
– Потому что ты боишься моего отца.
– Да иди ты! Иди ты на хер просто! И все!
– Люди на тебя оборачиваются. Неловкость.
– У меня есть другая.
– А, так вот что ты нашел. Искал и нашел. Ну и сказал бы. Аня, сказал бы ты, я просто не там искал. Наверху вот не было никого, а внизу за неделю нашлось.
– Давай. Упражняйся. Ты на мне весь год проупражнялась. Ты же не верила мне никогда, ни мне, ни в меня. Как и папашка твой. Он меня тоже шизанутым называл. До сегодняшнего дня. Вся в него!
– Я на маму похожа.
– Ты похожа на папу.
Аня остановилась. Люди спотыкались о них, чертыхались, пялились на Анины стати, забывали досаду и бурлили себе дальше. Очень были заняты своими подземными делами, как будто ничего, кроме метро, в мире не было.
– Давай выпьем.
– Я бы… Я поспал бы. Перед операцией.
– Ты мне должен. Так что заткнись и пойдем.
Он и сам уже понял: должен. Должен именно перед этой операцией. Перед тем, как наконец сделать что-нибудь осмысленное. Ей должен больше, чем кому-либо другому.
Отыскали в переходе какой-то интеллигентский притон, опустились на набитые мешки, задернули занавеску. Как будто одни остались.
– Как ты здесь оказалась?
– Он за мной послал. Просил передать, что ты меня от себя освободил. Отличный способ расстаться: передать через отца и двух вооруженных кретинов.
– Я не хотел так…
– Мужественный ты человек, Артем. Уважаю.
– Я говно, ладно, принято. Но теперь-то что?! Теперь ведь ты вернулась к своему идеальному папуле! А? Все! Ура! Зачем мне мозги жрать?!
– Ты кретин все же.
– Принято: говно и кретин.
– А ты не спрашивал себя, зачем я вообще за тобой на ВДНХ ушла? Что я в тебе нашла, себя не спрашивал? Там весь Орден, вся стая этих кобелей за мной по пятам ходила, герой на герое, все под хвостом понюхать норовили, слюни пускали. Включая, между прочим, и Хантера твоего! Почему ты?
– Спрашивал.
– А я, может, не хотела героя! Не нужен был мне психопат, не нужен муж, который человеку голову ножом отпиливает и даже не прищурится, когда кровь захлещет! Мне – не нужен! Не нужен такой муж, как мой отец! Понятно? Я хотела хорошего, доброго, нормального! Человека! Такого, как ты. Как ты был. Который изо всех сил старается людей не убивать. И чтобы дети от него родились такие. Добрые.
– Под землей такие мрут.
– Под землей любые мрут. И что? Не рожать?
– Не рожать, значит.
– Жить-то ты когда собирался? Со мной – жить?
Пили не чокаясь. Артем сделал долгий глоток. Пустой желудок сразу впитал. Подогрел кровь, крутанул глобус.
– Я не могу жить, Ань. Я больше не умею.
– А кто тогда?
– Отец тебе подберет кого-нибудь. Кого-нибудь достойного. Не шизанутого.
– Ты кретин? Ты слушаешь меня вообще? Или только себя? Кого мне отец подберет? Он меня до тринадцати лет сам в душе мыл! До тринадцати! Ты понимаешь?! Я от него – от него! – сбежала! К тебе! Чтобы жить нормально! Чтобы жить! А ты им хочешь стать! Им, Хантером, не знаю кем!
– Я не… Черт. Мне это надо слышать?
– А что? Боишься расчувствоваться? Боишься, что придется забирать меня?
– Нет. Да…
– Тогда еще послушай: что с моей мамой случилось?
– Умерла. Болела. Ты маленькой была.
– Отравилась паленой водкой. Пила, потому что он бил ее через день. Такое тебе как? А? Как тебе такой папа-герой?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});